Признаюсь сразу, честно и откровенно: я очень люблю этого человека. Поэтому предлагаемый вниманию читателей текст является объяснением в любви. В любви к дарованиям и характеру творца, к литературным персонажам, созданным лучезарной фантазией этого автора, к его стилю жизни, к его манере письма, к неустанным поискам человеческого счастья, борьбе с отживающими свой век, но по-прежнему смертельно опасными предрассудками, к его пристрастию к причудливой игре ума и случая, блистательным парадоксам, его пониманию тончайших движений человеческой души. Речь идёт о Дени Дидро.

5 октября мы отмечаем триста лет со дня рождения сына ножовщика из Лангра, считающегося ныне одним из основоположников современной литературы и философии. Человек этот, в котором один из продолжателей его просветительской миссии Фридрих Энгельс почувствовал родственную душу ("Если кто-нибудь, посвятил всю свою жизнь служению "истине и праву" (в хорошем понимании этих слов), то именно Дидро"), стал одним из первых титанов, и при этом весьма значительных - в силу личного примера и по своему идейному воздействию на умы и сердца современников, - в плеяде духовных отцов Великой французской буржуазной революции XVIII века.

В нашей стране произведения Дени Дидро издавались неоднократно и огромными, по масштабам нынешних варварских времен, тиражами, равно как и многочисленная литература о нём и его творчестве. Немудрено: сам Владимир Ильич Ленин в одной из своих последних работ, уже тяжко больной, незадолго до смерти вспомнил в своём "философском завещании" о Дени Дидро и его соратниках, наказав идейным наследникам ради "пробуждения людей от религиозного сна" переводить и печатать "бойкую, живую, талантливую, остроумно и открыто нападающую на господствующую поповщину публицистику старых атеистов XVIII века". Так, в лице Дидро, Гольбаха, Гельвеция, Ламетри французское Просвещение слилось с российским, вернее сказать, советским...

Кем же был на деле этот самоучка, не только поднявшийся на борьбу против суеверий, ханжества и феодального рабства, но и сумевший, говоря ленинскими словами, повести за собой на "решительную битву против всякого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и идеях" лучшие умы своего времени? Как ему это удалось?

Жизнь Дидро была нелегкой. Вспомним хотя бы беспримерную эпопею с изданием "Энциклопедии или толкового словаря наук, искусств и ремёсел". Её семнадцать томов, выходившие в свет на протяжении почти трех десятилетий, пережили гонения церковных и светских властей, подпольные типографии, запреты печатать и распространять отдельные тома, изъятия тиражей, официальное осуждение Папой Римским, неизбежные споры внутри авторского коллектива - той самой неформальной "республики философов", негласным президентом которой все они признавали самого авторитетного из своей среды, фактического руководителя и редактора "Энциклопедии" Дени Дидро. Почти каждый год, месяц, день Дени Дидро были пронизаны преследованиями и тюрьмой, травлей клерикалов-мракобесов; полемикой с прежними единомышленниками, превратившимися волею обстоятельств, силой ревности и зависти в злейших оппонентов, как, к примеру, произошло с Руссо, для которого мягкий, деликатный и очень добрый Дидро сделал так много, которого искренне считал своим задушевным другом; борьбой с выматывающей физическое здоровье и жизненные силы нуждой, отнимавшей много времени, не дававшей сосредоточиться на главном, на собственно творчестве; семейными и любовными неурядицами и проблемами... Очевидно, что именно такая, насыщенная борениями и страстями жизнь и побудила философа рассматривать в качестве важнейшей для себя, ключевой во всём творчестве проблемы поиск ответа на вопрос, что есть человеческое счастье, как оно увязывается с наслаждением, моралью, естественным правом, общей полезностью и человеческим воспитанием в социуме: "Счастье - цель жизни; вот тайное признание сердца человеческого... дело не касается того, чтобы преобразовать природу, но чтобы управлять ею общей склонностью... Страдание всегда зло, наслаждение всегда благо; но не бывает чистого наслаждения. Наслаждение принимает всякие формы. Стало быть, важно знать цену вещам, за которыми оно может последовать, дабы мы не колебались, когда нам придётся принять его или отвергнуть, жить или умереть... В чём же будет, следовательно, заключаться первый шаг нашей нравственной философии, если не в том, чтобы отыскать, в чём же состоит истинное счастье?" Эти строки из статьи, написанной Дидро для "Энциклопедии", показывают, что его заботило, что было для него самое важное...

Обладая в полным мере ощущением того, что много позже получит наименование "исторического оптимизма", то есть основанной на рациональных доводах уверенности в неизбежность прогресса в развитии общества, Дидро полагал возможным построить на природных отношениях новую человеческую общность. "Доброта есть счастье, а не заслуга. Вот какой поворот придаёт Дидро безразличию природы к отношениям добра и зла. Всё, что нам нужно, это пользоваться этим счастьем, - написал в своем незавершенном исследовании о великом французском философе-просветителе известный советский марксист Михаил Лифшиц. - Мораль неотделима от пожертвования, говорит Дидро, но пожертвование в его глазах должно быть не расчётливым, а непосредственным, непосредственно-положительным деянием. Есть наслаждение в том, чтобы приносить пользу другим, но есть высшее наслаждение в том, чтобы не рефлектировать это наслаждение, не накапливать его в себе, не для себя приносить пользу другим, а именно для других". Тем не менее оптимист Дидро, твердо уверенный в том, что что разум сильнее варварства, а "уму подвластно всё!", чётко видит и оценивает существование "цивилизованной морали, построенной на эгоизме, на иерархии, на взаимной эксплуатации", то есть господстве отчуждения, которое поразило мир победившей буржуазии и с которым мы сталкиваемся и поныне, столетия спустя, на другом конце европейского континента.

"Но принцип Дидро выше, ибо он дает положительное выражение второй, человеческой природе. Он обосновывает революционный темперамент как выход, не противоречащий разуму. Только отсюда можно понять и жизнь Дидро, - тонко подметил Михаил Лифшиц. - Сколько его упрекали в нерасчётливости, в неумении пользоваться своими силами... он часто подтверждал своё учение примером, позволяя другим пользоваться собой и широко расточая свои умственные дары с намеренной безрасчётностью. Он хотел быть рыцарем, не придающим значения своим преимуществам, и был им. Ни о чём не жалеть - девиз Дидро! Дидро плохо пользовался своими дарованиями. Но вокруг него было слишком много людей, которые умели хорошо пользоваться своими, гораздо менее блестящими, качествами, а заодно и чужими. Он не хотел расчёта, считал подлым расчётливо пользоваться своими качествами. Он искал непосредственности. Мудрости Дидро в его личной жизни, его безразличию к успехам и терпимости к людям, эксплуатировавшим его труд и его духовное богатство, можно только завидовать. Да, так без ревности, без досады должен жить настоящий мудрец... Мысль сама по себе даёт величайшее удовлетворение, как и поступок, удовлетворяющий требованиям нашей общительной натуры".

Символично, что французский философ, наряду с Лениным и большевиками, оказался в числе тех, на кого чаще всего нападает в своих публичных выступлениях "по идеологическим вопросам" патриарх Московский и Всея Руси Русской православной церкви Московского патриархата Кирилл, в миру гражданин РФ Владимир Михайлович Гундяев. 28 июня 1751 года вышел из печати первый том знаменитой "Энциклопедии или толкового словаря наук, искусств и ремесел". Ровно 260 лет спустя, 28 июня 2011 года, выступая с проповедью в Успенском соборе Московского Кремля, г-н Гундяев много говорил о "греховности людской", данной-де каждому из нас от рождения. Г-н Гундяев со всей серьезностью возвестил стране и миру, что "помраченная грехом природа человека существует. Грех совершает каждый человек, и каждое последующее поколение людей этот грех усугубляет... Мы знаем, что существует наследственный механизм, что человек передает последующим поколениям свою природу, в том числе... и греховные склонности, и буйства страстей..." Впрочем, основной пафос речений г-на Гундяева свелся отнюдь не к банальному обличению стремления людей самим определять свою судьбу, самим устраивать свою личную и общественную жизнь, распоряжаться собой по собственному усмотрению, но к атаке на тех, кто дает этому естественному человеческому порыву идейное и политическое обоснование:

"В новейшее время в философии, которая стала господствующей, фактор греха полностью исключается, его нет, о нем не говорят. В начале всей этой философии лежало заблуждение некоторых философов, которые утверждали, что человек рождается и приходит в этот мир чистым..." Утверждали это первыми открыто и во всеуслышание со страниц "Энциклопедии" как раз французские философы-просветители, например, Дидро: "Я совершенно искренне убежден, что в момент своего рождения человек не получает ни сознания, ни мышления, ни идей". Сын ножовщика из Лангра и ранее становился мишенью патриаршей критики: "Когда Дидро говорил о том, что человек рождается светлым и святым, он имел в виду чисто физическое рождение человека, но он упускал из вида наследственную передачу греха. Греховность присутствует в природе человека... Мнение Дидро было не более чем прекраснодушным взглядом на человека, который приходит в мир якобы святым. А отсюда следовало очень простое заключение: ничего не нужно делать, не мешайте человеку быть свободным - он сам свободно разовьёт свой потенциал; снимите все табу, все ограничения, в том числе религиозные.

Нередко религиозные ограничения связывали с таким понятием, как тирания. Вначале подобные взгляды вошли в сознание французского общества и во французскую политическую культуру, а затем через французскую революцию перешли и в Россию, когда сам факт существования христианской морали стал восприниматься как некая тирания над личностью". Что ж, г-н Гундяев очень чётко уловил идейную линию (то, что Карл Маркс назвал "социалистической тенденцией материализма", а Фридрих Энгельс охарактеризовал как тождество современного ему социализма с "дальнейшим и более последовательным развитием принципов, выдвинутых великими французскими просветителями XVIII века"), которая от энциклопедистов через французских якобинцев и европейских марксистов нашла своё конечное воплощение в русском большевизме.

Понятно, что для г-на Гундяева гуманистическая мысль Века Просвещения нелюбезна сама по себе. Нет ничего более противоречащего всей своей жизнью и всем своим творчеством понятию "христианского смирения и аскезы" человека, нежели Дени Дидро с его культом разума, человеческого счастья, с его философией наслаждения. Его трактовка морали, вне всякого сомнения, противоречит писаниям отцов церкви: "Мы получаем от природы лишь одинаковую с другими существами организацию, те же самые потребности, что и у других, стремление к тем же удовольствиям и боязнь тех же самых страданий: вот что делает человека тем, что он есть, и что должно быть основой его морали" чтобы обладать моралью, надо быть свободным, - да, надо иметь возможность выбирать, принимать решение сделать скорее так, нежели иначе..." Живший в галантном веке, ставший благодаря своему уму и склонности к парадоксальному мышлению одним из самых популярных людей в Старом Свете, Дидро был, однако, далек от сугубо аристократических воззрений на чувственность. "Как правило, мужчину привлекает в женщине не стройность или полнота ее. Если он молод и нетерпелив, его привлекает доступность. Если же страсть обладания уже не обуревает его, то он непроизвольно пленяется представлением о некоторой добродетели, прообраз которой живет в его воображении и печать которой, как ему кажется, лежит на челе любимой им женщины". В этих словах заключен смысл той самой любви к женщине, которая, к примеру, для Дени Дидро была сродни любви к философии и к постижению истины. Ибо без первой нет нужды во втором. И наоборот.

Говоря словами Дени Дидро, "неужели же нет ничего среднего, и женщина непременно должна быть или недоступной, или легкого поведения, или кокеткой, или сладострастной, или куртизанкой?" Но есть иной ответ: "чувствительная женщина", то есть та, которая любит душой и сердцем объект своей неистовой страсти.

При этом философ никоим образом не сводил радость полноты бытия к одномерным и банальным проявлениям. Весьма важное место в его концепции принадлежит понятию ума, точнее радости, получаемой в ходе мыслительной деятельности, интеллектуальной работы: "Что такое ум, его острота и проницательность, как не способность замечать в какой-нибудь вещи или нескольких вещах, на которые толпа смотрела уже сотни раз, свойства и отношения, которые никто не заметил?". Равно, как и проблемам художественного творчества. Подлинный художник, по верному замечанию Дени Дидро, "достигает превосходства в своем искусстве лишь после того, как приобретен долголетний опыт, когда голова спокойна и душа ясна". Тогда-то и становится понятно, что подлинное искусство, приносящее настоящие радость и удовольствие и творцу и тем, для кого он творит, заключается в том, чтобы попытаться своими руками "найти необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном".

В эпоху Дидро ханжеская религиозная мораль, охранявшая "священные" феодальные принципы, уже дала бой гуманистическому мировоззрению. И полностью его проиграла. Общественное сознание развивалось в направлении от бога к человеку, от средневекового аскетизма с его волей к смерти, тягой к умервшлению плоти и подавлению любых телесных желаний к жизнерадостному свободомыслию Возрождения и наследовавшего ему Века Просвещения. Этот путь - от обращения к "душе", что на практике вело к полному отвращению человека от мира, до утверждения ценности реальной земной действительности - стал магистральной дорогой развития нашего общества. Что логично и понятно, ибо "невозможно угнетать народ правилами, подходящими лишь для нескольких меланхоликов и скроенными по их характеру" (Дени Дидро). Человечеству, прошедшему за последние столетия долгую дорогу "реабилитации" всего земного, естественного, трудно смириться с попытками временщиков вновь загнать его в стойло застарелых предрассудков. В центре средневековой культуры стоял бог, находящийся за пределами конечного, людского бытия. Когда же благодаря деятельности гуманистов и просветителей, говоря словами Фридриха Энгельса, "духовная диктатура церкви была сломлена", в системе нового мировоззрения человек, реальный, земной, внутренне свободный, занял то самое место, которое до этого принадлежало богу. И революция лишь подвела политическую черту под этим процессом?

Как учит история, прогресс не остановить. Разум обязательно победит варварство. Так было в истории - так и будет в современной России. Люди никогда не откажутся от борьбы за свободу личности, за её человеческое достоинство, свободу от любой эксплуатации, от тирании невежества. В этой борьбе Дени Дидро - наш надежный, деятельный, неутомимый, темпераментный союзник. "Эта книга, написанная специально для всей нации - ибо все в ней ясно, все занятно, - покоряющая своим очарованием и неизменно рисующая женский пол кумиром ее автора, книга, представляющая собой, в сущности, речь в защиту низов против верхов и появившаяся в эпоху, когда все угнетенные сословия достаточно громко выражают свое недовольство, когда дух возмущения, как никогда в моде, а правительство ни чрезмерно любимо, ни слишком уважаемо...", - сказал Дидро о работе своего друга Клода Адриана Гельвеция. То же самое мы с полным основанием можем сказать и об его собственных трудах, о всей прекрасной, интересной, удавшейся и такой поучительной жизни Дени Дидро.

Владимир Соловейчик