По мере политического укрепления режима личной власти нынешнего Президента РФ на повестку дня встает вопрос о перспективах и планах нынешних хозяев Кремля, осознание которых невозможно без понимания идеологических основ нынешней власти, ее идейной самоидентификации, ее исторических корней.
Вопрос этот особенно важен при поиске идейной и политической альтернативы нынешним порядкам, сложившимся в стране, поскольку уже давно общим местом стали в основном справедливые рассуждения о "перехвате Путиным" социальных и патриотических лозунгов оппозиции. Поэтому необходимо разобраться: в чем состоят источники и составные части идейно-политической физиономии путинского режима, концентрируя внимание на исторических аспектах и аналогиях.
Самодержавное "западничество"
Образ Петра Первого - среди наиболее часто встречающихся в арсенале политических сил современной РФ. Причем практически во всем диапазоне политического спектра: от предвыборных материалов "Выбора России" в 1993 году и нынешних буржуазных партий ("Единая Россия", РПЖ и др.) до страниц лево-патриотической "Советской России". Оно и понятно: для право-либералов Петр - предтеча нынешних реформ, "вхождения в мировую цивилизацию", для патриотов - ценимый Сталиным крепкий государственник. Естественно, не мог пройти мимо него и Путин, особенно с учетом фактора рождения и опыта продолжительной деятельности в городе, основанным самим Петром, города, живущего, как это модно нынче утверждать, под сенью "петровского мифа".
Мифы и легенды оставим писателям и краеведам, а вот суть петровских преобразований - создание сильного бюрократического государства с многочисленными армией и флотом, разветвленной и жестокой тайной политической полицией, действующей на основе жесткой регламентации и подконтрольной лишь "первому лицу" армией чиновников, и все это в интересах правящего дворянского сословия и за счет резкого усиления крепостнического гнета для "своих" крестьян и национального и религиозного угнетения для "инородцев" - вполне отвечает критериям "путинской модернизации" постсоветской России. Да и методы петровские (с поправкой на смягчение нравов за последние 300 лет и оглядку на общественное мнение развитых капиталистических стран) вполне вписываются в практику "борьбы с экстремизмом и международным терроризмом" и "усмирения Чечни".

К тому же реальный Петр был не только "отцом Отечества", но и в определенной степени "отцом купечества". Методы создания государственного и подконтрольного государству торгового и промышленного капитала (как теперь бы сказали, "социально ответственного бизнеса"), целиком и полностью зависимого от чиновного племени в целом и первого чиновника страны, в частности, не могут не быть близки сердцу любого из числа "равноудалителей олигархов" и несгибаемых борцов с ЮКОСом. На те же аналогии наводит и церковная политика Петра, упразднившего патриаршество и фактически превратившего Русскую православную церковь (РПЦ) в один из департаментов императорской администрации, но в благодарность за "государственное служение" РПЦ железной рукой Тайной канцелярии искоренявшего всех еретиков и старообрядцев.

Да и внешняя политика Петра - выход в мировой океан, продвижение на Каспий и Кавказ, "славянское единство" - вполне созвучны путинским приоритетам. Правда, Шереметьев с Апраксиным - это не Куроедов, да и Игорь Иванов до уровня Шафирова с Толстым весомо не дотягивает, зато по уровню мздоимства, вольного обращения с казной, равно как и деньгами и имуществом подчиненного люда нынешние вполне могут дать фору самому Александру Даниловичу Меньшикову. Похоже, что и петровская табель о рангах стала бесценным источником аппаратного вдохновения для авторов нынешнего законодательства о госслужбе. Сильное государство за счет свобод и прав его граждан - такая парадигма вполне вписывается в систему ценностей новоявленных "сынов Отчества" из числа бывших партийных, комсомольских или чекистских функционеров.

Проблема адаптации петровского наследия применительно к надобностям современного буржуазного режима тем более актуальна для штатных и нештатных путинских пропагандистов, чем далее уходит в область преданий имперский период российской истории, а заполнять идеологический вакуум в головах подведомственного им населения особенно нечем. Безусловно, один из приближенных к Путину идеологов - Виталий Найшуль - является большим поклонником генерала Пиночета, однако на российской почве лучше поискать что-нибудь более родное для отечественных западников из числа "раскаившихся и перешедших в государственники либералов". Тут-то образ Петра и пригодится.

Охранительный консерватизм

Как показывает практика последних лет, одним из любимых персонажей тех представителей творческой интеллигенции, которые, верно отслужив советским верхам, столь же верно и беззаветно служат нынешним верхам российским, является, вслед за Петром, государь-император Александр III. Объяснить эту слабость не так уж и сложно: вид у этого царя соответствующий идеалу "народной монархии", приверженность к семейным ценностям в сочетании с большой слабостью к национальным напиткам, "клюквенный патриотизм", в основном, в виде стилистики а-ля рюсс. Да и биография политическая соответствует представлениям многих нынешних "хозяев жизни" о том, каков должен быть "настоящий просвещенный патриот". Ведь на его царствование пришлись и виселицы для народовольцев, и запуск в полном объеме механизма полицейской провокации (дело Дегаева), и первые в новой истории России еврейские погромы, и расширение державы на Восток и Юг (доведение до логического конца похождений, как любил говорить Салтыков-Щедрин, "господ ташкентцев"), и начало дружбы с "западными демократиями", и сопутствующее этой дружбе внедрение на российские рынки западных капиталистов и финансовых спекулянтов. За один только этот послужной список нынешняя власть должна холить и лелеять "светлую память" предпоследнего самодержца.

Но этим список "заслуг" самодержца перед нынешней властью не исчерпывается. Дело в том, что идеологические принципы данного царствования, сформулированные Константином Победоносцевым, весьма и весьма схожи с известными нам идейными позициями некоторых столпов путинского режима. Сходство бросается в глаза: сильное государство, "два союзника - армия и флот", ничем не скрываемая ненависть не только к любой революционной деятельности, но даже и к умеренно-демократической, чисто земской, интеллигенции, откровенный русский национализм, правда, упакованный не столько в этнические, сколько в православные одежды. Разумеется, всю эту "мощную" конструкцию венчает разветвленная жандармская и агентурная сеть Департамента полиции. Бизнес возможен и даже желателен, но под государственным крылом. Для революционеров - петля или камера в Шлиссельбурге, для раскаявшихся - писание подобострастных книжонок и статей о вреде нигилизма и богоискательство в духе Льва Тихомирова.

Все это очень близко не только к воззрениям архимандрита Тихона Шевкунова (якобы личного духовника Путина) или иерархов Зарубежной православной церкви, прошедших путь от духовного окормления белогвардейцев и власовцев до дружбы с нынешними хозяевами Кремля, или к писаниям и телеговорениям граждан из "Серафимовского клуба", но и к современной административной практике. Как утверждают некоторые хорошо информированные СМИ, ныне согласование назначений на высшие руководящие посты в силовых структурах в Администрации Президента дают только после совершения соискателем обряда крещения. Впрочем, удивляться не надо. Уже вышеупомянутый Найшуль который год активно проповедует идею о том, что стабильный экономический рост невозможен без "духовного оздоровления нации", каковое, по мнению либерала-экономиста, возможно не иначе, как на базе ускоренного внедрения в сознание широких народных масс православных ценностей. Вот и внедряют: на службах в храмах и ведомственных церквях вся страна наблюдает нерушимое единство Путина и Грызлова с Фрадковым и Рушайло, Лужкова и Полтавченко с Шойгу и Кохом, разумеется, во имя капиталистического Отечества!

В том же ряду - и "ренессанс интереса и почитания", постигший ныне фигуру Петра Столыпина, причем среди чиновников всех уровней власти и буржуазных политиков самых разных партий. Несмотря на то, что в памяти народной экс-премьер и экс-глава МВД остался, в основном, благодаря "столыпинским вагонам" и "столыпинским галстукам", власть и деньги имущие активно поднимают его на щит, причем не только как активного сторонника частной собственности на землю (хотя целью Столыпина было не столько введение сельхозземель в рыночный оборот, сколько расширение социальной опоры дворянской монархии в деревне), но и как "успешного борца с крамолой" и автора пресловутого законопроекта о земствах в западных землях (ну как тут не вспомнить вышедший из под пера Салтыкова-Щедрина неумирающий образ квартального, сделавшего карьеру в качестве "обрусителя в Привисленском крае"!). Впору снимать очередную киносагу, разумеется, на бюджетные деньги.

Инстинкт самосохранения власть в этом вопросе не подводит. Оградить класс капиталистов и служащее его интересам буржуазное государство от угрозы революции одними репрессивными мерами затруднительно. Тут-то и приходит им на помощь идеология охранительного консерватизма. "Чти хозяина своего, и чиновника его, и мента-охранника его, а пуще всего Президента", - такого рода мораль достаточно проста и вполне увязывается с советско-российским семейным воспитанием ("не плюй против ветра") и православными ценностями ("власть и собственность от Бога"). Более того, похожего рода представлениями руководствуются и нынешние друзья путинской РФ из числа правых американских консерваторов типа семейства Бушей. Другое дело, что за семьдесят пять лет революционной и постреволюционной жизни в сознании граждан страны произошли серьезные и, к печали "верных путинцев", зачастую необратимые изменения. На одной триаде графа Уварова ("Православие, самодержавие, народность") в деле "патриотического воспитания" далеко не уедешь. И тут теперешняя власть, возможно, сама не очень-то желая того, вынуждена обращаться к героям и образам относительно недавнего прошлого.

Сталинский "социализм"

Насколько мне известно, очень многих, казалось бы, искушенных и не первый год занимающихся общественной деятельностью людей крайне удивило появление в предвыборной рекламе "Единой России" наряду с образами Петра Первого, Столыпина, Гагарина, Королева или Пушкина еще и товарища Сталина. Хотя все вполне логично: уж Сталин-то точно "сделал Россию единой и сильной", правда, не совсем в путинском понимании этих терминов. По мере приближения 60-летия победы в Великой Отечественной войне власть чем дальше, тем больше будет использовать и образ Сталина и тесно с этим образом связанную психологию советского традиционализма в своих целях. При этом, разумеется, поднимается на щит не Сталин-революционер, под руководством которого большевики окончательно похоронили в ходе коллективизации старую, косную, ветхозаветную, патриархальную, крестьянскую Русь и физически уничтожили (на тот момент) массовую базу для реставрации дооктябрьских порядков (почти полная ликвидация кулачества, попов, разного рода "бывших" людей), что по значению своему для будущего страны, на мой взгляд, сопоставимо с Октябрем 1917 и победой в гражданской войне. Поднимается на щит Сталин-"государственник", покончивший с "левацкими эксцессами" первых лет революции, разгромивший вначале организационно и физически, а затем и идейно большевизм в ленинском понимании этого термина, а к концу жизни, "восстановив империю", якобы чуть ли не созревший к реставрации "православной монархии".

Иные левые охотно заглатывают эту наживку и начинают всерьез полемизировать с буржуазными идеологами и пропагандистами на "всегда актуальную" тему "Сталин - наш, а не ваш, не пытайтесь приватизировать его светлый образ" (наиболее последовательно эту линию отстаивал в своей статье на данную тему в "Трудовой России" Виктор Шапинов). Но когда начинаешь более детально разбираться с историей советского (то есть сталинского) социализма, картина становится гораздо менее однозначной, эту неоднозначность как раз и успешно используют в своих интересах нынешние властители. Программа РПК в соответствующем разделе совершенно справедливо пишет о двух тенденциях в общественной жизни страны, к одной из них путинская власть и питает определенную слабость.

Первая тенденция - революционно-демократическая, нашедшая свое логическое завершение в русском большевизме, который синтезировал в себе не только европейский марксизм и пролетарский интернационализм (ныне успешно извращаемый эпигонами Троцкого в своеобразный "рабочий космополитизм" с элементами русофобии), но и вековую борьбу угнетенных "за землю, за волю, за лучшую долю", и устремления разночинно-демократической интеллигенции (не зря Ленин сказал известную фразу про "перепахавший его" роман Чернышевского) к свободе и справедливости. Не удалось донести до Москвы хоругви крестьянской армии Ивана Болотникова, сложили свои головы на плахе Степан Разин и Емельян Пугачев, не свернули шеи царской фамилии полковники Пестель и Лунин, отдали свои молодые жизни в борьбе с самодержавием народовольцы. Все, что не смогли сделать они, сделала партия большевиков, без которой никакой пролетариат не победил бы ни в какой революции. С точки же зрения новых хозяев страны, этот процесс "разрушил тысячелетнюю государственность" (то есть тюрьму всех населявших империю народов, прежде всего русского), "подорвал традиции духовности" (то есть рабства и чинопочитания), "ограбил собственников" (то есть передал богатства страны народу).

Зато вторая тенденция - многие называют ее бюрократической, на мой взгляд, к этому можно бы добавить государственническая, технократическая - вполне подходит для использования нынешним Кремлем. Отказ от исходных принципов большевизма случился не в одночасье, и не стоит его связывать только с разгромом антисталинских внутрипартийных оппозиций или массовыми репрессиями 1937-38 годов. В области идеологии этот процесс шел постепенно: от отхода от пусть даже ставшей чистой формальностью "диктатуры пролетариата" к сталинской модели государства, узаконенной Конституцией 1936 года, через ревизию организационных норм ленинского периода (формулировки в Уставе ВКП (б) 1939 года, реорганизация партаппарата в феврале 1941 года, перенос центра принятия решений из Политбюро и ЦК в правительство в мае 1941 года и т.д.) к прямому идейному перевооружению большевистской партии, о чем ниже.

В организационном плане "дебольшевизация" шла параллельно. Созданная при Ленине система власти держалась на трех китах: партийном аппарате и подчиненных ему советских и хозяйственных руководителях, закалившихся в горниле гражданской войны армейских и флотских кадрах, чекистском аппарате, созданном Дзержинском и контролировавшемся через Агранова (особенно в вопросах кадровых) непосредственно Лениным. Все эти люди не соответствовали и не могли соответствовать сталинским представлениям об эффективном управлении страной. Даже после "изъятия" всех оппозиций и аппарат ЦК, и (еще в большей мере) партийное руководство на местах, и армейцы с чекистами состояли из лиц, пришедших на свои посты благодаря революции, а не товарищу Сталину, сохранивших, пусть и искаженную, но приверженность если не большевистской идейности, то хотя бы большевистской догматике, и не способных посему полностью отказаться от таких понятий, как "диктатура пролетариата" или "мировая революция". Мало кто из них имел техническое или экономическое образование, зато многие имели собственное мнение, прошли школу борьбы, явно не собирались освобождать свое место молодым сталинским выдвиженцам. Большинство их как людей идейных убедить в своей правоте товарищу Сталину удалось вряд ли бы скоро, а некоторых и вовсе никогда, и единственный путь отстранения их от власти, таким образом, был путь физического уничтожения старых большевистских кадров как слоя, что и было осуществлено в 1936-1939 г.г. В ином случае сталинское руководство никогда бы не было застраховано от повторения историй, одна из которых прекрасно иллюстрирует всю опасность старого большевизма для стабильности сталинской системы управления.

Речь идет о Георгии Молчанове. Когда возникла необходимость укрепить руководство уже действовавшего в недрах ОГПУ специального отдела по борьбе с внутрипартийной оппозицией и небольшевистскими социалистическими партиями, товарищ Сталин выдал руководителям ведомства критерии подбора начальника СПО. Секретно-политический отдел должен был возглавить опытный чекист из рабочих, русский, с хорошим партстажем, но без больших революционных заслуг, не имеющий связей в Москве и без личных идейно-политических интересов. Такового нашли в лице начальника Иваново-Вознесенского отдела ОГПУ Молчанова. Всем критериям товарища Сталина молодой чекист соответствовал: арестовывался до революции за нелегальное хранение литературы и оружия, с 1917 года - в ВЧК, воевал с белыми на юге, боролся с бандитизмом на Северном Кавказе, отличился в ходе проведения коллективизации в Ивановской области, в Москве никогда не работал. Чтобы соответствовать занимаемой должности, получил совет от старших товарищей: ознакомиться с трудами Троцкого, Рютина и прочих оппозиционеров, регулярно читать свежие номера "Бюллетеня оппозиции". И стал Георгий Андреевич читать. В результате, по его же показаниям, данным после ареста в феврале 1937 года, через год-полтора "работы с первоисточниками" пришел для себя к выводам, что все или почти все, что предлагают оппозиционеры гораздо больше соответствует исходным большевистским принципам, чем текущая политика сталинского ЦК. И придя для себя к этому выводу, стал в качестве главного борца с оппозицией этих самых оппозиционеров всячески прикрывать. Да и после ареста, несмотря на восьмимесячный круглосуточный мордобой и допросы с применением технических спецсредств, в отличие от абсолютного большинства остальных арестованных партийцев или чекистов, никаких показаний на других лиц не дал, и пришлось расстреливать его в "особом порядке", т.е. по устному указанию Сталина, поскольку даже на закрытый "суд" вывести его не удалось.

Чтобы избежать даже минимальной возможности появления такого рода людей, в течение 1937 года был практически полностью "зачищен" партийный аппарат в центре и на местах, равно как и большинство крупных хозяйственников, советских и профсоюзных работников. К середине 1938 года - в основном закончилась чистка в армии и на флоте, хотя отдельных высокопоставленных военных брали и позже. С сентября 1938 по февраль 1939 был полностью ликвидирован старый чекистский аппарат, те самые "солдаты Дзержинского", которые как минимум трижды за весь период массовых репрессий (январь - март 1935, .июль - август 1937, март - апрель 1938 года), пытались перенацелить их острие от выявления "врагов" внутри партии, армии и органов на проведение массовых спецопераций против подлинных противников Советской власти - кулаков, разного рода "бывших", дворян, белогвардейцев, жандармов, клерикалов-черносотенцев и т.п.

К марту 1939 года товарищ Сталин полностью избавился от видимых носителей большевистской психологии и морали в верхних этажах власти, и отнюдь не случайно конец "ежовщины" совпал по времени с выходом в свет "Краткого курса истории ВКП (б)", который подвел черту под идеологией большевизма, завершив эту книгу сакраментальной фразой "таковы основные уроки исторического пути, пройденного большевистской партией. Конец". Судя по этой фразе, товарищ Сталин никого не обманывал, и с присущим ему чувством юмора объявил всей стране о начале нового этапа в ее развитии. Одновременно с этим началась реабилитация традиций царской армии (вплоть до последующего введения генеральских званий и погон) и агрессивной внешней политики царизма с изменением соответствующих акцентов в агитации, появлением шовинистических мотивов в пропаганде, проведением репрессий не только по классовому, но и по этническому признаку и т.п.

Теперь можно было проводить XVIII съезд, настоящий "съезд победителей", точнее одного победителя, преодолевшего большевизм не только в своем сознании, но и в политической практике руководимой им партии. Это четко уловил в своей мексиканской эмиграции Троцкий, посвятивший итогам произошедшей на съезде трансформации исходных принципов большевистской партии специальную работу "Бонапартистская философия государства". Действительно, партия классовой борьбы превратилась в партию государственного социализма и государственного патриотизма. Не случайно, что именно в этот момент в высшем руководстве появились совершенно новые, сформировавшиеся под непосредственным сталинским руководством молодые прагматики и технократы, прежде всего, Маленков и Берия.

Именно эти кадры, помогли Сталину повернуть страну на новые рельсы, те самые, благодаря которым, Сталин и попал на предвыборные плакаты "Единой России": сильная власть, произвол спецслужб, всевластие бюрократии, рабское состояние трудящихся масс, великодержавная политика за рубежами страны и великодержавный шовинизм внутри ее. Именно полное приглушение несанкционированной сверху социальной активности масс обеспечило Сталину место в путинском "пантеоне героев".

Правда, в истории СССР имел место десятилетний "сбой" - своеобразный реванш духа революции, когда уцелевшие, благодаря верному служению Сталину, но сохранившие пусть и в искаженном, изуродованном виде остатки идеалов старого большевизма руководители дали бой "безыдейным" технократам. Их временная победа - это и попытки "коммунистического ускорения" в развитии страны, и "восстановление ленинских норм" с последующей массовой реабилитацией, и атеистическая "десятилетка" 1954-64 годов, и попытки вернуться на новом витке развития к прежним идеологическим принципам. Все это можно проиллюстрировать на примерах недавно опубликованных выступлений на пленумах ЦК по "делам" Берия и Маленкова. То, что говорили на них Каганович и Микоян, Молотов и Хрущев, вполне однозначно можно охарактеризовать как противостояние большевизма и государственничества в его позднесталинском варианте: власть должна принадлежать рабочему классу, а не "управленческой, научной и технической элите"; партия должна руководить всем, а не обеспечивать идеологическое и кадровое сопровождение деятельности правительства или МВД; соцстраны и компартии - база расширения будущей революции, а не предмет геополитического торга с США и их союзниками и т.д. Но по известным причинам "ренессанс большевизма" был недолог.

Не стоит забывать, что многие лица, приближенные к Маленкову и особенно Берия оказались "пионерами" разного рода коррупционных скандалов, включая "теневую приватизацию" народного хозяйства целой союзной республики (что и стало основной доказанной содержательной стороной обвинений в ходе т.н. "мингрельского дела"). И с этой точки зрения определенное сходство с крышующими разного рода сделки и коммерческие структуры современными "государственниками-силовиками" бросается в глаза.

К тому же многие из уважаемых нынешней властью деятелей советской верхушки недавних времен опять-таки являлись креатурами Маленкова (Андропов, Мазуров, Машеров) либо Берия (Косыгин, Устинов, Алиев), сделавшими карьеру благодаря их помощи и поддержке, особенно на начальном этапе, или как, например, в случае с Косыгиным, избежавшие репрессий (по "ленинградскому" делу) благодаря заступничеству Лаврентия Павловича. Окончательно "вошедшая в силу" в 70-е годы прошлого века (как раз в период руководства вышеупомянутых лиц) психология советского традиционализма, конформизма, ухода в частную жизнь, "семейные ценности", свой относительно благополучный обывательский мирок внесла решающий вклад в дело разрыва большинства советского общества с ценностями революционного переустройства жизни, с большевистской классовой моралью и идеологией, начавшийся в массовом сознании еще при Сталине.

С учетом того, что представители именно сформировавшейся в 70-е годы возрастной группы ныне являют собой основной социально значимый и активный слой наших соотечественников (с биологией не поспоришь), именно советский традиционализм - прямое порождение советского (сталинского) социализма - является главным помощником нынешней буржуазной власти в деле сохранения пресловутой "социально-политической стабильности", разумеется, в интересах правящего буржуазного слоя. Лишь по мере вступления в активную жизнь новых поколений, воспитанных по звериным законам рынка, резко усилится протестная энергия общества, сделав тем самым социальную альтернативу путинской власти - разрывающую с тысячелетними рабскими традициями "другую", борющуюся, революционную Россию - не только по-настоящему массовой, но и действительно радикальной, серьезно опасной для капиталистической системы в целом.