То состояние, в которое в настоящее время по воле по воле авторов либеральных реформ ввергнута российская экономика в сочетании с социально-экономическими тенденциями, господствующими в развитых капиталистических странах, а также и в таких, сосредотачивающих у себя львиную долю населения земного шара странах, как Китай и Индия (которые в настоящее время лишь с весьма существенными оговоркам можно относить к странам "третьего мира" в традиционном смысле этого понятия) неопровержимо свидетельствует: единственной возможностью для нашей страны избежать уготованной ей логикой развития экономики в течение 90-х годов роли сырьевого придатка экономически развитых стран является ускоренная модернизация производства. При этом речь, очевидно, идет в первую очередь отнюдь не о добывающих, а о перерабатывающих отраслях промышленности, в первую очередь о машиностроении, модернизация которого на основе высоких наукоемких технологий, во-первых, сама по себе является мощным рычагом преодоления экономической отсталости, а во-вторых, создает прочную базу для производства такой высокотехнологичной продукции, как космические аппараты, компьютеры и другая продукция электронной промышленности, новейшие летательные аппараты и т.д. Сегодня эти соображения понятны всем, о чем свидетельствуют не только многочисленные публикации в СМИ самой различной политической направленности, но и определяемые исполнительной властью перспективы экономического развития страны на ближайшую и среднесрочную перспективу. Конкретизация путей решения этих задач сводится к тому, чтобы:

Детально разобраться в положении дел в рассматриваемой области.
Рационально выстроить иерархию приоритетов.
Выработать и последовательно реализовать комплекс институциональных преобразований, создающих систему государственных нормативов, обеспечивающих эффективное (по критериям соответствия, как общенациональным интересам России, так и нуждам основной массы трудящихся) развитие экономических процессов.

Каково же нынешнее положение отечественной экономики с точки зрения инновационных параметров?

Согласно данным, приведенным в журнале "Экономист" (номер 1 за 2004 г., стр. 20-33) структура затрат на исследования и научные разработки диаметрально противоположна соответствующим показателям развитых стран Запада. Так, если в Евросоюзе 55 процентов таких затрат осуществляется промышленными компаниями, в Организации экономического сотрудничества и развития этот показатель еще выше - 63,9 процента (в т.ч. в США - 68,21 процента), если в Японии и Южной Корее это показатель достигает 72,4 процента (!), то в России - лишь 32,9 процента. В то же время, если доля правительственных учреждений достигает в России 54,8 процента, то в США - всего 27,3 процента, а в Японии - лишь 19,6 процента.

Соответствующие тенденции можно было бы расценить позитивно как свидетельство более интенсивного, в сравнении с другими странами, участия государства в сфере инноваций, если бы не колоссальное отставание в вопросах внедрения результатов НИОКР.

Причем такое положение является в определенном роде вполне естественным; ведь можно вспомнить, что и при Советской власти государство в лице отраслевых министерств (не говоря уже о Госплане СССР или Госстрое СССР) в полной мере не могло брать на себя заботу о внедрение в производство достижений научно-технического прогресса. Достаточно сказать, что централизованный пересмотр норм и правил проектирования, ГОСТов и других элементов нормативной базы не мог осуществляться чаще, чем раз в 5 лет, и на то были вполне объективные причины организационно-технического характера. Что же говорить о возможностях государства в "эпоху тотальной приватизации". Ясно поэтому, что промышленные предприятия, перекладывая свое инновационное бремя на государство, поступают с точки зрения общественных интересов совершенно иррационально, зато такая позиция выглядит безупречно рациональной, если соотносить ее с возможностью получения скороспелых прибылей от выполнения на устаревшем оборудовании и с помощью отсталых технологий многочисленных разовых заказов, не обременяя себя медленно окупаемыми затратами на модернизацию.

Что касается роли современного буржуазного государства, то оно не выполняет не только функций по внедрению, но и не создало сколько-нибудь эффективного механизма внешней торговли технологическими достижениями. По уже упомянутому материалу в журнале "Экономист" можно ясно увидеть, что все без исключения отрасли российской промышленности выступают в качестве нетто-импортеров новых технологий.

Даже в такой сравнительно с другими отраслями передовой отрасли как машиностроение, где аккумулируется 93,4 экспорта промышленных технологий страны, объем экспорта ноу-хау в 2001 г. составил 252,4 млн. руб., в то время как объем импорта - 728,8 млн. руб., т.е. почти втрое больше, а в среднем по народному хозяйству в том же 2001 г. отношение импорта новых технологий к их экспорту составляло 34,38:1 (9287,9 млн. руб. импорта против 270,1 млн. руб. экспорта).

Но, может быть, главная беда заключается в том, что современная российская наука, также как и производство, настолько пришли в упадок, что просто не в состоянии предложить зарубежному покупателю ноу-хау больший объем продаж? Может быть, с этой точки зрения вполне закономерным является тот факт, что доля России на мировом товарном рынке высоких технологий составляет ничтожную величину - всего лишь 0,3 процента общего объема? Ничуть не бывало.

Вот лишь краткий перечень тех уникальных технологий, которые Россия уже сегодня в состоянии выставить на продажу:

самые эффективные в мире, с точки зрения экологических требований, системы сжигания бытового мусора (КПД равен 95 процентов, в то время, как у лучших западных аналогов - 70 процентов);
новые разработки высокоэффективного инсулина на базе современных методов генной инженерии;
уникальные системы очистки воды с помощью ультрафиолетовых воздействий;
в сфере медицинских технологий - противошоковые костюмы для людей, находящихся после аварии в тяжелом состоянии и для ликвидаций последствий детского церебрального паралича.

Таким образом, налицо огромный разрыв между тем, что можно назвать инновационным заделом и степенью его эффективного использования. Причины столь противоестественного положения становятся ясными, если их рассмотреть на примере такой "сердцевинной" отрасли машиностроения как станкостроение.

В журнале "Экономист" (номер 12 за 2003 г.) в статье "Россия должна быть и будет неоиндустриальной" бывший на тот момент генеральным директором станкостроительного объединения "Свердлов" И.А. Насиковский отмечает следующее. После того, как в 90-х годах экономика страны вступила в полосу резкого спада, петербургские станкостроители решили использовать эту "полосу трудностей" для создания на перспективу научно-технологических заделов, повышения качества, снижения себестоимости с тем, чтобы к моменту оживления конъюнктуры подойти с высоким уровнем конкурентоспособности своей продукции. При этом по прогнозам оживление спроса ожидалось в 2000 г. Однако, до настоящего времени сколько-нибудь заметного увеличения спроса не произошло, и это несмотря на то, что упомянутые выше прогнозы по своим исходным предпосылкам были вполне реалистичными.

Как и предполагали авторы указанной концепции, к настоящему времени даже на передовых предприятиях доля морально устаревшего оборудования достигает 85 процентов, а пережитый в 1998 г. дефолт и связанное с ним замещение импортного оборудования отечественным должны были обеспечить увеличение спроса на высокотехнологичную продукцию. Однако, этого не произошло. И как пишет автор упомянутой статьи, возглавляемое им предприятие, проведя целый комплекс исследований, абсолютно не свойственных промышленному предприятию (если этим не занимаются те, кому положено по службе, то кто-то ведь должен этим заняться!) сумело выяснить природу противоречия между насущными потребностями промышленности и низким спросом на оборудование новых поколений. При этом, как и следовало ожидать, оказалось, что на сложные вопросы простых ответов нет, поэтому представляется целесообразным обозначить комплекс факторов, обусловивших такое положение.

Постоянно муссируемые рассуждения о нехватке "стартового капитала" для модернизации несостоятельны. Расчеты на основе последнего межотраслевого баланса дают следующие данные. Если в руках торговых и финансовых посредников аккумулируется сумма денежного капитала в размере 27,5 процента ВВП, если в таких высокорентабельных отраслях как нефтегазовая промышленность, ТЭК, металлургия этот показатель совокупно составляет 18,3 процента ВВП, то на все машиностроение (гражданские отрасли + ВПК) - всего 4,9 процента ВВП. В СССР даже в годы "перестроечного идиотизма" это показатель не опускался ниже 21 процента, в странах ЕС он держится на уровне 27 процентов, в Японии даже на уровне 29 процентов. Таким образом, проблема стартового накопления капитала - это в первую очередь не вопрос дефицита средств (хотя это обстоятельство полностью игнорировать нельзя), а вопрос их рационального распределения.

Трудности модернизации не могут быть разрешены одним лишь перемещением финансовых ресурсов в сферу обрабатывающих отраслей. В процессе индустриализации СССР исторически сложилось так, что промышленные предприятия создавались как экономически кооперированные на основе централизованного планирования, а технологически в значительной мере автономные с минимальным объемом кооперативных поставок ("натуральное хозяйство"). Ведь всем нам хорошо известно, что такие гиганты промышленности как ЛМЗ, Кировский завод, Уралмашзавод и т.д. по кооперации получали оборудование (станки, прессы, мостовые краны и т.д.), а также металлургическую продукцию первого передела - определенного развеса слитки и поковки. Что касается остального, то не только сборка и чистовая механообработка, но и изготовление комплектующих деталей, ремонтно-инструментальное производство, и даже в значительной мере цеха высоких металлургических переделов (кузнечный литейный, плавильный) сосредотачивались в рамках одного предприятия. Это было вполне оправдано в условиях жесткого соревнования двух общественных систем; если в силу каких-либо экстремальных обстоятельств военного или дипломатического характера деятельность одного предприятия оказывалась полностью или частично парализованной, то другое предприятие аналогичного профиля могло компенсировать вынужденные потери. С такого рода условиями работы не сталкивалась ни одна капиталистическая страна и даже ни одна из стран бывшего социалистического лагеря из числа входивших в СЭВ, промышленность которых в рамках международного социалистического разделения труда в значительной мере играла роль "сборочного цеха" СССР, а всю тяжесть технологической диверсификации брала на себя наша страна. Естественно поэтому, что свертывание объемов производства в 90-х годах прошлого века привело к утрате большинством предприятий рентабельности. Ведь основные производственные фонды никуда не девались, их надо поддерживать в работоспособном состоянии (или сдавать в аренду, но ведь любое производство, размещенное на арендуемых площадях, столкнется с теми же проблемами, если только это будет предприятие реального сектора, а переоборудовать промздания под офисы торгово-посреднических структур в большинстве случаев иррационально). Отсюда большие затраты на поддержание внутризаводского хозяйства в работоспособном состоянии, неоправданно высокий расход энергоресурсов, непомерные издержки на инженерные коммуникации. Следует также отметить, что даже при наличии желающих приобрести или взять в аренду избыточные для предприятия производственные мощности, это не всегда технически осуществимо: если предприятие нуждается, например, лишь в 30 процентах мощности какого-либо цеха (сталеплавильного, литейного, сварочного и т.д.), то сдать цех полностью нельзя, а на 70 процентах - невозможно или, может быть, возможно при наличии средств на реконструкцию, но их негде взять, т.е. получается порочный заколдованный круг. Таким образом, именно устаревшее организационно-технологическое строение промышленности и обусловленная институциональными несообразностями нехватка ресурсов на ее модернизацию - таковы два фундаментальных препятствия, без устранения которых об эффективной инновационной политике говорить бессмысленно.

В упомянутой выше статье делается абсолютно четкий вывод - устранение этих препятствий невозможно без изменения самого современного государства.

Только государство в состоянии устранить аномальную ситуацию, когда посреднические торгово-промышленные фирмы эксплуатируют промышленность, изымая в свою пользу основную часть производимого в сфере производства дохода, в то время как во всем мире дело обстоит диаметрально противоположным образом: промышленные корпорации эксплуатируют свои дилерские сети.

По мнению автора, решение проблем заключается в государственно-кооперативной интеграции. Суть этого заключается в создании корпораций предприятий - смежников например, автозаводы, предприятия резинотехнических изделий, аккумуляторные заводы и т.д.). Вокруг таких корпораций сложится специализированная сеть средних и малых предприятий с четкой функциональной специализацией. При этом в условиях надлежащего институционального (нормативно-регламентирующего) обеспечения со стороны государства посреднические связи в их нынешнем виде отмирают. Вариантов такой трансформации И.А. Насиковский видит два.

Первый - радикальный, предполагающий быстрое восстановление контроля государства над ключевыми позициями в экономике, включая, по дословному выражению автора, "нефтегазовую, энергетическую, транспортную ... научно-техническую, индустриально-технологическую, военно-промышленную, банковскую, валютную монополии, акцизную, а также монополию внешней торговли. Соответствующие доходы становятся национализированными, они поступают в общегосударственный фонд накопления и распределяются на цели технологических капиталовложений".

Одновременно в этом радикальном варианте предполагается создание интегрированного корпоративного сектора, ответственного за выпуск высокотехнологичной продукции всех назначений - производственного, потребительского и экспортного, а также государственные гарантии ресурсного обеспечения.

Компромиссный вариант предполагает лишь "точечную" ренационализацию с разработкой системы экономических стимулов, побуждающих к активной интеграции, блокирование с помощью мер госрегулирования каналов спекулятивной иммобилизации денежных ресурсов, резервирование в консолидированном бюджете интегрированных структур определенного процента средств, направляемых на нужды технологических инвестиций, а также призванных стимулировать внутренний спрос (госзаказы, "неоиндустриальный" налог и т.д.). Причем, что представляется особенно важным, движение соответствующих денежных сумм должно быть строго целевым и идти исключительно по государственному сегменту банковской системы. При этом автор, на наш взгляд, вполне обоснованно считает, что как при радикальном, так и при компромиссном варианте необходимо стремиться к созданию такой системы экономических стимулов, при которой предприятия и корпорации негосударственного сектора заинтересованы в работе на общегосударственные интересы в не меньшей степени, чем государственные.

Автор предполагает считать критерием эффективности использования технологических инвестиций увеличение средств, поступающих в бюджет, однако представляется, что не менее убедительными индикаторами могут быть темпы обновления основных фондов (в особенности их активной части), улучшение соотношения цены и спроса, функционально-стоимостных характеристик и т.д.

Каков ожидаемый эффект от реализации комплекса указанных мероприятий?

Обобщенная оценка содержится в следующих приводимых автором данных. Этот эффект будет несравненно выше "сырьевой ренты".

Автоматизированный станок замещает 6-7 станков универсальных. Если приращение добавочной стоимости от модернизации в ТЭК принять за 1, то в станкостроительном комплексе этот показатель (т.н. "мультипликатор") будет равен 6, что касается конечного машиностроения - двигателей, автомобилей, тракторов и т.д., этот показатель равен 12, в т.ч. в авиастроении - 22-23.

Приведенные в обозреваемых (и в целом ряде других) материалах данные и результаты анализа неопровержимо свидетельствуют о крахе концепции "либеральных реформ". Однако, участникам коммунистического движения необходимо помнить, что самая последовательная реализация предлагаемых мер не гарантирует ни контроля трудящихся над процессом принятия принципиальных экономических решений, ни отсутствия попыток олигархата и бюрократии на всех уровнях адаптироваться к "условиям периода модернизации" в своих узкокорыстных интересах. Следовательно, (если не говорить о работе по защите текущих насущных интересов трудящихся), вопросы общественного контроля и борьбы с олигархически-бюрократическим лобби в органах исполнительной и законодательной власти - приоритетны направления работы коммунистов в сфере экономики.