Очень хочется заглянуть за горизонт и узнать, каким оно будет, это "грядущее завтра". А поскольку машины времени у нас нет, то сделать это можно только через всевозможные прогнозы. Благо, прогнозов этих сегодня - пруд пруди. И все как один другого мрачнее. От чего только не предрекают гибель или упадок человечества: экологическая катастрофа, истощение ресурсов, перенаселение, генетическое вырождение, войны... Надо заметить, что подобные прогнозы были и века назад. Не менее мрачные. Один Мальтус чего стоит - не вчера ведь жил этот пост-чего-то-там-ист исчезавшего феодализма. А человечество вроде и нынче живет. Притом не хуже, чем во времена Мальтуса, хотя число людей увеличилась на порядок с хорошим гаком. Нетушки, на всяких признанных прогнозистов надежды мало. Да и вешаться меня почему-то пока не тянет. Придется самому этим делом заняться.

Поскольку я как есть ученый, то придется воспользоваться тем самым околонаучным методом, которым все мы, физики яйцеголовые четырехглазые, пользуемся при недостатке экспериментальных данных: интерполяцией и экстраполяцией с привлечением фантазии и интуиции. А с чего начинается этот метод? Правильно! С рассмотрения имеющихся данных с большой дистанции и под новым углом зрения. То есть начать надо с истории человечества.

Начинается эта история с Великой Охотничьей Цивилизации. По крайней мере о том, что было до нее, практически ничего не известно. Зато сама эта цивилизация дожила практически до наших дней: последние анклавы процветающей охотничьей цивилизации индейцев Северной Америки были уничтожены англосаксонскими колонизаторами лишь во второй половине 19-го века. Ваще-т, анклавы охотничьей цивилизации сохраняются и поныне во всяких затерянных племенах Южной Америки и Папуа-Новой Гвинеи. Но это уже не то. Это племена живущие в не слишком хороших условиях, на пределе возможностей человеческого выживания. Всякие эскимосы-чукчи (последние после распада СССР исключительно) тоже живут по сути в условиях охотничьей цивилизации. Но пустыни, заполярье, тропические дождевые леса - сложно там выживать. А настоящих, процветающих, выбили в 19-м веке благородные юсовцы, строивших свою цивилизацию свободы и демократии... на крови слабых. Достижения той, настоящей охотничьей цивилизации легли в основу всех последующих культур. Мифы, сказки, религии уходят своими корнями именно туда. Произведения пещерных художников были столь совершенны, что нынешние живо-и-мертво-писцы зеленеют от зависти и безуспешно пытаются подражать наскальным фрескам и нательным татуировкам "дикарей". Да хотя бы сравните Митьков и фрески Тассили - кто лучше-то? Неужели Церетели? Некоторые сооружения каменного века столь невероятны, что наши современники отказываются верить в их земное происхождение и приписывают их космическим пришельцам. Предки в этом отношении были умнее и знали, что все это было создано в Золотом Веке титанами и полубогами. Которых считали своими предками, как оно на самом деле и было. Мифы о Золотом Веке рассказывали во всех краях земли. Эти мифы легли в основу многих философских концепций, к нашему времени трансформировавшихся в концепцию коммунизма. Золотой Век, он же Первобытный Коммунизм, он же первобытно-общинная формация и есть Великая Охотничья Цивилизация. Конечно, все это литературное преувеличение, сиречь, гипербола. Оправданная лишь огромным количеством мифов, религиозных обрядов, сохранившихся порой и поныне, концепции Золотого Века - Изгнания из Рая.

С точки зрения экономики основным видом производства первобытной общины было производство пищи путем охоты на крупных животных. Следует отметить, что производство пищи является основным для любой эпохи и любой цивилизации. Если кто-то будет утверждать обратное, заприте его в помещение с прочными решетками на окнах и не давайте еды хотя бы две недели. А потом предложите на выбор: акции какой нибудь компании, пачку денег, драгоценности, роскошную одежду, телевизор и булочку с сосиской. И увидите, что он схватит в первую очередь. Без жилья и одежды в некоторых регионах Земли можно жить всю жизнь. Без еды нигде нельзя прожить больше месяца. Итак, возвращаемся в каменный век. Охота на крупных животных в ту эпоху по современным представлениям требовала максимального напряжения духовных и физических сил, не давала гарантированного результата. Но, в то же время, при сравнительно небольшой затрате рабочего времени в среднем давала значительное количество пищи, достаточное не только для самого охотника, но и еще для прокормления нескольких его соплеменников, женщин и детей. Фактически производство пищи первобытными охотниками (на поздней стадии развития этой цивилизации) было ограничено не тем, что охотники не в состоянии убить больше зверей, а тем, что если убить больше зверей, то в следующем году убивать будет вовсе некого. Производство пищи было ограничено производительностью территории, которую занимает племя. В результате у основных производителей, охотников, оставалась масса свободного времени, в которое они могли заниматься творчеством: сочинять мифы и сказки, рисовать на скалах, резать по кости и т.д. Да еще и многие их соплеменники вообще не участвовали в основном производстве. Потому изделия той эпохи отличаются невероятной тонкостью отделки, изощренностью узоров, красотой. Сходите ради любопытства в Исторический Музей в залы позднего неолита и прикиньте, сколько времени ушло бы у вас на изготовление с помощью костяного отщепа вот этого листовидного наконечника копья идеальной формы с мельчайшей зубчатой насечкой по краю (такую насечку имеют самые современные рекламируемые ножи). Или как бы вы просверлили дырку в каменном топоре с помощью деревянного лучка и бараньей кости. Изделия позднего неолита имеют удивительное избыточное совершенство, очевидно уже не исходящее из практических нужд. Ведь изделия ранней бронзы, уже позднейшего периода, наверняка не менее функциональны, но далеко не столь совершенны. Хотя может это очевидно лишь для меня, видевшего не только экспозицию Археологического Музея в Мадриде (я об Историческом Музее Москвы вообще не говорю), но и Museo de America на холме Moncloa в том же Мадриде, где собраны изделия индейцев испанских колоний.

По своему характеру охота как труд была предельно близка к тому, что сегодня мы называем творческим трудом. И для основных работников сама охота была исключительно желанным занятием, любимым развлечением. Мы знаем это и из книг о Зверобое и Чингачгуке и из того, что в русском языке слово "охота" одного корня со словом "хотеть". И из самого верного источника: везде и всюду после образования классового общества охота осталась любимым развлечением и привилегией правящего класса. И так вплоть до наших дней. Потому эксплуатация основных производителей была совершенно невозможна в первобытной общине. Не будешь заставлять другого делать вместо себя то, что с удовольствием делаешь сам. Ведь только в анекдоте глупый царь звал дьяка чтобы удовлетворить юную царицу. В жизни такого не бывает. Это не значит, что в первобытной общине вообще не было принуждения. Но правящей, а значит и принуждающей группой были как раз основные производители. И попробуй не подчиниться тому, кто тебя кормит, кто все равно дает тебе больше, чем требует от тебя. Конечно в группе охотников тоже была иерархия и принуждение, но, опять таки в силу самого характера охоты, занимающие высшие ступени иерархии использовали свое положение для того, чтобы больше заниматься своим любимым делом, то есть основным производством. Так что в любом раскладе это было не принуждение работающего трутнем, таланта ничтожеством, умеющего неумеющим, а как раз наоборот. Принуждение ученика учителем, неопытного опытным не вызывает протеста, не унижает.

С точки зрения социальной организации эффективный охотничий труд требует согласованных действий больших групп охотников. Оно и в природе так: среди хищных животных процветают и являются наиболее распространенными различные собачьи, охотящиеся стаями. А для того, чтобы взять от контролируемой территории максимум пищи, требуется вести правильное охотничье хозяйство на очень больших территориях, в идеале на территории всей кочевки крупных стад травоядных. То есть в идеале охотники должны объединяться в крупные племена, контролирующие большие территории, чтобы иметь возможность договариваться кто и сколько животных может взять от данного стада. В сущности про индейские племена времен Великого Похода На Запад в США мы твердо знаем, что так оно и было. Практически каждое стадо бизонов было коллективной собственностью того или иного племени. И индейцы, когда им хотелось кушать, просто шли в известное им место и убивали необходимое количество бизонов, причем персонально именно тех, которых вождь назначил к забою. Это было охотничье хозяйство на высшей стадии его развития, на грани перехода к кочевому скотоводству. Генералы США это тоже знали из данных ЦРУ. Потому они не только уничтожали индейцев непосредственно, но и приказали перебить всех бизонов. Что сделать было несравненно проще, поскольку у бизонов, в отличие от индейцев, луков и томагавков не было. В результате индейцы благополучно мерли с голоду. А восстановлением бизонов уже в нашем веке занимались биологи всего мира. Так что теперь бизонов достаточно, чтобы не беспокоиться об их будущем. Чего нельзя сказать об индейцах, которых куда меньше, чем бизонов.

Еще одной функцией социального объединения является защита своей территории от вторжения конкурентов. Эта функция наличествует у всех хищников, да и не только у хищников. Но охотничий отряд в этом отношении идеален. Охотник умеет действовать оружием, которое в каменном веке ничем не отличалось от боевого. Охотник вынужден развивать силу, ловкость, умение передвигаться по сильно пересеченной местности бесшумно и незаметно, читать следы - качества разведчика и воина. Загонная охота крупных охотничьих групп по сложности организации - та же боевая операция. И наконец охотники, ведущие охотничье хозяйство, и так должны регулярно патрулировать свою территорию, чтобы наблюдать за животными. Ну и непрошеных конкурентов засекут заодно. Словом, крупное охотничье племя, ведущее правильное охотничье хозяйство на большой территории, является и хорошо подготовленным боевым отрядом, защищающим свою территорию и готовым захватить чужую.

При всех идеальных качествах охотничьей цивилизации у нее был один существенный недостаток: человек занимал экологическую нишу крупного хищника, высшую ступеньку пищевой пирамиды. В соответствие с принципами экологии... Для тех, кто не знает, сообщаю, что экология - это не борьба зеленых и прочих голубых против ядерной энергетики и других высоких технологий в России. На самом деле экология - это наука, подраздел биологии, изучающая системы живых организмов, животных и растений, населяющие различные природные ландшафты. Так вот, в соответствие с принципами экологии, вид, занимающий высшую ступень пищевой пирамиды, имеет наименьшую биомассу, а амплитуда колебаний численности этого вида под воздействием природных факторов, или в результате автоколебаний, должна быть наибольшей. То есть, переводя на обычный язык, плотность населения при таком способе питания должна быть невелика, причем время от времени большая часть племени должна вымирать с голоду. И если с автоколебаниями человек может как-то справиться, то с колебаниями климата и природными катаклизмами ничего не мог в то время поделать. Так что при всех благах жизнь охотника имела и весьма большой минус.

Спастись от периодического голода удалось перейдя от охоты к земледелию как к основному источнику пищи. С точки зрения экологии это переход на низшую ступеньку пищевой пирамиды, позволяющий значительно увеличить биомассу вида. Амплитуда колебаний численности на низшей ступеньке тоже снижается. Правда платить за это приходится резким снижением производительности труда. То есть для получения того же количества пищи требуется затратить гораздо больше рабочего времени. Да и сам труд этот, рыхление земли деревянной мотыгой, прополка, полив, весьма однообразен, неинтересен. Зато результат дает куда более надежный, чем охота. Интересно, что здесь наблюдается прямая аналогия с животным миром: травоядные также тратят куда больше времени на питание, чем хищники на охоту. Львы, так те вообще спят в среднем 20 часов в сутки. Волки тоже имеют много времени на игры и искусство. Как установили зоологи, волчий вой по ночам это своеобразный эквивалент пения у людей. В общем, минус тоже есть. Но голод - не тетка. Раз лапу пососавши зимой, будешь работать в поле даже если это и не интересно. Вот только земледелец, в отличие от охотника, стремится работать не больше, чем ему нужно чтобы прокормить себя (свою семью).

Земледелие, наряду с собирательством, уже было дополнительным источником пищи на поздней стадии охотничьей цивилизации. Занимались им низшие по иерархии члены племени: женщины и те из мужчин, которые оказались не способными войти в клан охотников, не выдержали испытаний. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Перелом наступил тогда, когда селекция наконец получила эффективные виды сельскохозяйственных культур. Практически все современные основные культуры были выведены именно в ту незапамятную эпоху. Было это столь давно, что диких предков многих культурных растений ботаники сегодня и сыскать не могут. Канули во тьме веков. Когда земледелие стало давать достаточно пищи, чтобы прокормить человека, охотники стали не нужны земледельцам. Им и организация в крупные племена не особо нужна с экономической точки зрения. Крупные ирригационные сооружения стали строить много позже, уже в эпоху государств. А вначале каждый спокойно мог обрабатывать свое поле в одиночку. Только это положение не могло долго сохраняться. Все дело в том, что земледелец - плохой воин. Сила, выносливость ему еще туда-сюда нужна. А ловкость, навыки следопыта, обращение с оружием приходится вырабатывать специально, урывая на это время от полевых работ. Да и собрать армию земледельцев непросто: каждый на своем поле, а поля - одно тут, а другое черте где. Получается, что соседнее охотничье племя, которое голод то и дело толкает в набеги, в военном отношении сильнее, чем более многочисленное племя земледельцев. Да хоть из нашей истории взять земледельцев и кочевников. Сколько там веков шла борьба? А ведь численность кочевых племен была на порядок меньше, чем население Киевской Руси. Кочевники уже не совсем охотники, конечно, но немного за гранью высшей стадии развития охотничьего хозяйства. Практически готовые воины - кавалеристы. Или америкосских ковбоев взять - те же пастухи конные, однако какие боевые качества приписывает им юсовская мифология! Так что для племени земледельцев выход один: держать своих охотников, которые уже не столько охотники, сколько воины, для защиты от соседей. Словом, сплошная "Великолепная семерка", которая есть не что иное, как ремейк японского фильма "Семь самураев", что уже точнехонько в яблочко. Только земледельцам уже приходится их кормить: народ-то размножается, заселяет прежние охотничьи территории племени, вытесняя оттуда диких животных. Охота перестает кормить, остается лишь тренировкой и развлечением охотников-воинов. Со временем все племена становятся такие умные, каждое держит воинский отряд. А земли на всех не хватает уже - дурацкое дело нехитрое. И чисто охотничьих племен не осталось уже - специализированные военные отряды больших по численности земледельческих племен в бою сильнее охотников. Земледельческие племена начинают воевать между собой. Побеждает то, у которого отряд воинов многочисленнее. Только земледельцы в этом не шибко заинтересованы-то. Пахать на дядю неохота, работенка пыльная и потная, но мало интересная. Но и воинов понять можно: не хочешь кормить свою армию, будешь кормить чужую. И вообще чего с этими навозниками цацкаться, отобрать пол-урожая, и делов! Хочет жрать - пусть пашет больше. И захватив земли другого племени, уже не убивают всех мужчин. Только воинов. Лучше своих земледельцев в воинов обратить. Пусть и плохо, а все воюют. А чужаки пусть пашут побольше, жрут поменьше, а урожай нам отдают. Развивается разделение общества на тех, кто занимается земледелием и тех, кто отбирает у них большую часть произведенной пищи и специализируется на войне. Возникает классовое разделение.

Классово, или пока еще кастово, разделенные племена, в которых воины принуждали земледельцев трудиться больше, могли содержать большие воинские отряды, лучше обученные, более агрессивные. Такие племена захватывали земли соседей, не пошедших по пути классов и эксплуатации. А поскольку земледелец не был заинтересован отдавать результаты своего труда добровольно, а меняться ему было не на что - все необходимое производилось в рамках одного хозяйства, или позже небольшой группы хозяйств, то эксплуатация была возможна лишь путем прямого насилия. Возникла рабовладельческо-феодальная формация. Маркс разделял ее на две формации, да еще выделял "азиатский способ". Но на самом деле при всем многообразии конкретных форм насилия и организации класса эксплуататоров суть всегда была одна. Общество делилось на две основные группы: земледельцев и воинов. Воины (аристократия) просто отбирали у земледельцев значительную часть урожая, ничего не давая им взамен, кроме "защиты". Защиты от другой группы воинов, которая так же отбирала бы такую же примерно часть урожая. На фига она, такая защита? Обычная бандитская "крыша". Прочие группы обслуживали потребности воинов, изготавливая им оружие, предметы роскоши и т.д. Земледельцам ничего этого обычно не доставалось. Так что прочие группы самостоятельной роли не играли, а были "при воинах". Заметьте, что земледелие, основное производство, было не товарным. Сами земледельцы не продавали урожай. Его у них просто отбирали. Ремесленные производства в городах были товарными в основном. Хотя не везде и не всегда. Но, воины, отбирающие продукцию земледельцев, могли обменивать излишки пищи на продукцию городских ремесленников. В городских, неосновных, производствах тоже была эксплуатация, порой экономическая, на основе владения средствами производства, но чаще тоже прямая. К примеру, в феодальной Европе цеховые мастера эксплуатировали своих работников. Но не на основе собственности на средства производства. Средства производства были достаточно примитивными и дешевыми. Процесс производства, как правило, осуществлялся одним работником от начала до конца. Но подмастерье не мог уйти от хозяина и начать работать на себя, поскольку ему это просто было запрещено. Чтобы работать самостоятельно, нужно было получить статус мастера. Уйти подмастерье мог, а работать - нет. Если только не уходил к феодалу и не становился его вассалом. Что могло быть еще хуже. Ну а всевозможные формы собственности индивидуальной, коллективной, государственной, на людей или на землю не играли особой роли, а скорее зависели от истории возникновения классового общества в данном конкретном племени/государстве. К примеру, в классически рабовладельческой Элладе был город Спарта. Так илоты у спартанцев были рабы, или феодальные крестьяне? И вообще рабовладение в классической форме было сколько-нибудь распространено лишь в собственно метрополии Римской империи. Которую пищей снабжали не собственные рабские латифундии, а вовсе даже провинции. Всякие там Египты, Галлии, Иберии. С крестьянами, находящимися в зависимости феодального типа, как правило, а не рабами.

Век за веком городское производство развивалось, росла производительность труда. Этому способствовали непрерывные войны - классу воинов-эксплуататоров заниматься просто больше нечем было, война была их основной функцией. Если аристократия какого-то государства утрачивала агрессивность, желание воевать, то и земли с крестьянами у них очень быстро отбирали другие группы аристократов. Целенаправленный отбор вполне по Дарвину. Так что развитие ремесла, дающее более совершенное оружие и в большем количестве, им было необходимо. Постепенно продукция городских ремесленников становится доступной и крестьянам. Ножи хорошей стали, топоры перестают быть редкостью. Стоимость городской продукции падает и крестьянам выгоднее становится обменять часть своей продукции, чем затрачивать время на изготовление тех же орудий, тканей, одежды. Аристократы-землевладельцы уже не отбирают у крестьян весь урожай, оставляя только на пропитание. Им выгодно оставлять крестьянам часть урожая для обмена, поскольку это повышает производительность труда крестьян, а значит и доходы аристократов. Земледелие перестает быть натуральным хозяйством и становится товарным. Появляется новая возможность принуждать земледельцев к труду: экономическая. Воины-аристократы, принуждавшие крестьян работать больше, забирая часть их урожая, становятся не нужны новым хозяевам жизни - капиталистам. Капиталисты могут теперь сами принуждать крестьян работать больше, используя не прямое, военное, а экономическое принуждение.

В городе отношения тоже изменились. Раньше экономическое принуждение, основанное на собственности на средства производства, было не основным. Оно существовало лишь в отдельных отраслях, где стоимость средств производства была велика, а для производственного процесса требовался организованный труд многих людей. Например, в отношениях владельца корабля и наемных матросов. Появление мануфактур, где производственный процесс разбивается на множество простых операций, а стоимость самого производственного оборудования велика, приводит к резкому повышению производительности труда. Но в то же время наемный работник оказывается совершенно не способен производить конечный продукт самостоятельно, вне мануфактуры. Прямое принуждение, запрет на профессию не получившим статуса цехового мастера, становится не нужным. Работника можно теперь принуждать чисто экономически, поскольку нигде кроме той или иной мануфактуры он работать не может. Вместе с тем непривлекательность труда, состоящего теперь в бесконечном повторении одной и той же простейшей операции, увеличивается. Но эпоха прямого принуждения к труду уже прошла. Буржуазия, владеющая средствами производства, справляется с принуждением сама, чисто экономическим методом. Ей не нужно теперь прямое насилие (не будешь работать - буду пороть, или вовсе убью), а достаточно "свободного" выбора (не будешь работать - сдохнешь с голоду). Насилие применяется лишь для охраны "священной" частной собственности. У аристократов-то собственность не была священной, а священной была способность к насилию, к войне. Но аристократия больше не нужна, по европейским государствам прокатывается волна буржуазных революций. В предыдущую эпоху, если бы и победило крестьянское восстание, государство свободных от феодального гнета крестьян или освобожденных рабов не продержалось бы долго. Просто потому, что не смогло бы содержать такую мощную армию, как феодально-рабовладельческие государства. Развитие технологии все изменило: армии из профессиональных, годами обучающихся бойцов (когда-то один рыцарь мог шутя справиться с парой десятков крестьян) сменили большие массы плохо обученных, но хорошо вооруженных солдат. Против картечи рыцарское искусство и рыцарская броня бессильны. Для войны нужны не профессиональные воины, а пушечное мясо. Капиталистические государства быстрее развивают промышленность, лучше вооружают свои армии. Феодальные государства против них бессильны. Наступил капитализм.

О капитализме много писать не стоит, поскольку Марксом о нем основное уже было написано. По мере развития технологии работники в производстве все меньше занимаются непосредственным физическим трудом и все больше управляют машинами. Но непривлекательный характер труда при этом остается. Операции управления менее утомительны физически, но столь же однообразны, как когда-то ручные операции, так же и даже еще более утомительны морально. Первая НТР, в сущности и состоящая в росте механической энерговооруженности труда, не вносит заметных изменений в отношения между работником и владельцем средств производства. Но она подготавливает почву для второй НТР, в начале которой мы сегодня находимся. А все развитие технологии в первую НТР подготавливает общество к переходу на новый этап. Развитие средств транспорта, особенно в середине 20-го века, сделало возможным возникновение единого глобального рынка. Если раньше конкуренция капиталистов была ограничена издержками на перевозку товаров, то теперь не важно, где был произведен товар. Транспортные издержки стали слишком малы. Усложнение структуры конечного продукта привело к образованию сверхгигантских фирм. В производстве современного авиалайнера принимают участие сотни тысяч работников. А значит и фирм такого масштаба много быть не может. В наиболее современных отраслях производства количество конкурирующих фирм уже сегодня сократилось до 2-3. Мир становится единым, исчезают государственные границы, войны физические сменяются войнами экономическими. Период экстенсивного развития капитализма, период конкуренции кончается. Вскоре весь мир окажется под господством нескольких сверхкорпораций, которые уже не смогут конкурировать между собой, поскольку монополизировали разные отрасли. И даже возникновение новых отраслей ничего не меняет: одиночке, даже гениальному, не справиться со сверхкорпорацией, решившей захватить новую отрасль. Там возможна только грызня сверхкорпораций между собой, пока не определится победитель. Капитализм в его классической, описанной Марксом форме умирает. Исчезает основа его развития - конкуренция капиталистов между собой. Исчезает его основа самоочищения, наступает застой - предвестник гибели.

Вторая НТР начинается с появления машин, способных управлять другими машинами. Такие машины, компьютеры, появились лишь во второй половине 20-го века, причем серьезное применение их в производстве относится к последним двум десятилетиям. Но уже сегодня компьютеры сказываются в социальных отношениях. Возник новый вид продукции, информационной, ускользающей из капиталистических отношений. С одной стороны в производство информационной продукции вкладываются все большие и большие средств, труда людей (это объективный процесс), с другой стороны сохранить частную собственность на информацию, новые знания не удается. Слишком уж легко копируется информация. Это ведь такая уникальная продукция, которая может передаваться другим не исчезая в источнике передачи. Потому взять ее в свои руки, контролировать, также сложно, как присвоить весь воздух. Уже возникла мировая сеть передачи информации, дальнейшее развитие которой сделает возможным, при наличии некоторой квалификации конечно, свободное оперирование любой информацией в любой точке Земли. А отказ от участия в этой сети приведет к неизбежному проигрышу в конкурентной борьбе. С компьютерами и сетью связано и постепенное исчезновение денег, лежащих в основе капиталистической цивилизации. Первоначально деньги были реальным физическим объектом, золотом, которое нельзя подделать, потом стали символами, имеющими материальное выражение в виде государственных бумаг, которые подделать уже можно, но еще не слишком просто, а теперь деньги вообще превращаются в чисто символическую форму записей в памяти компьютера, нечто совершенно эфемерное. В то, что можно изменить программными способами, имея лишь нужную квалификацию. Конечно идет постоянное развитие защитных программных средств... которое может преодолеть как минимум тот, кто эти средства развивал. Капитализм подготовил мир к переходу на новую стадию развития, в новую формацию.

Самое большое влияние компьютеры оказывают на сам характер труда. Уже сегодня из-за них исчезли многие виды монотонного неинтересного труда, причем не только физического, но и "умственного". К примеру, еще 15 лет назад были довольно широко распространены профессии по изготовлению печатных форм рукописных документов: машинистки, наборщики и т.д. Сегодня этих профессий нет вообще. Документы изначально создаются в электронной форме и в дальнейшем нуждаются лишь в корректуре. Пока еще осталась профессия корректора в издательствах, но и она, как видно, скоро сойдет на нет. А в ближайшее время должен произойти еще один крупный прорыв в области компьютерного управления машинами, который в перспективе приведет к полному вытеснению людей из сферы производства. Современные компьютеры пока не способны управлять движением машин в реальном трехмерном мире. К примеру, нет компьютера, способного управлять боевым вертолетом в реальном воздушном бою. Быстродействие процессора и структура программ пока не позволяют обрабатывать информацию видеокамер и локаторов в реальном времени. Но потребность в таких устройствах есть, это мечта всех военных мира. Нет сомнений, что в ближайшие 10-20 лет этот барьер будет пройден. Но это значит, что компьютеры вытеснят людей из всего управления транспортом, прежде всего. А потом и из всего управления производящими машинами. Пока применение полностью автоматизированного производства сдерживается тем, что автоматика работает лишь в стандартных условиях. Стоит детали сдвинуться с места, повернуться не тем боком, и компьютер, в отличие от человека, не может "сообразить", что нужно делать. И тем более не может сообразить, когда речь идет о строительстве или сельском хозяйстве, где не может быть абсолютно стандартных условий в принципе. Но обработка трехмерных изображений в реальном времени решит эту проблему. К концу нынешнего века для человека места в производстве не останется. Люди смогут работать лишь там, где речь идет о создании чего-то принципиально нового, для чего еще не разработаны алгоритмы. То есть лишь в области творческого труда.

А творческий труд обладает такой интересной особенностью, что он сам по себе интересен и желанен для занимающихся им. Более того, в области творчества невозможно получить результат по принуждению, без того, чтобы работник сам не желал получить этот результат больше всего на свете, больше даже, чем вознаграждения за свой труд. Ведь результат творчества это "пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что". Это что-то новое, ранее небывалое, на что не может быть заказа, поскольку неизвестно, как это сделать и вообще можно ли это сделать. Механизм принуждения к труду, любой, работает, если известно заранее что будет получено и как это можно сделать. Поскольку иначе невозможно проконтролировать результат труда. Нельзя заказать ученому создать антигравитацию или открыть новую элементарную частицу, поскольку, если он это не сделает, то неизвестно, не сделал он потому, что баклуши бил, или потому, что это вообще невозможно. Вот и получается, что даже в творческих областях капитализм принуждает работника к выполнению определенного объема рутинных действий, и не более того. Поскольку таков механизм капитализма, что не принуждать он не может. Не бывает такого, чтобы дали ученому деньги и сказали: делай что хочешь, а какой результат получишь - твое дело. Всегда деньги даются на заранее определенный набор известных, то есть рутинных, операций. А если оказывается, что нужно все это бросить и немедленно начать изучение нового эффекта, который даже доказать нельзя, который чувствуешь лишь на интуиции, в чем и состоит главное назначение творца, ученого, то капитализм жестоко наказывает за такое своеволие. Парадокс в том, что при капитализме процветают лишь те ученые, которые не делают ничего принципиально нового. Более того, уже сегодня настоящие творцы в развитых странах задвигаются на самое дно общества. Вот в США, как ни удивительно, научные кадры состоят в основном из китайцев и индийцев, иммигрантов. Ну и сегодня - русских. А иммигрантам традиционно достаются самые непрестижные, малооплачиваемые работы в том обществе. Капитализм уже сегодня старается остановить дальнейший прогресс, предчувствуя, что развитие его погубит. Кадавр-потребитель у Стругацких, получив все, на что хватило его убогой фантазии, попытался свернуть пространство и остановить время. А уничтожил кадавра ученый-творец. Юродивые порой оказываются пророками, сами того не ведая. Найдется ли в будущем Роман Ойра-Ойра с боевым джинном в бутылке?

Но уже сейчас понятно, что переход к полностью автоматизированному производству полностью уничтожит основу господства буржуазии - собственность. По теории стоимости Маркса стоимость создается лишь человеческим трудом. То есть стоимость продукции чисто машинного, без участия человека, производства будет равна нулю. В свое время это прекрасно проиллюстрировал К.Чапек в своем романе "Фабрика абсолюта". Да и в нашей реальности трудно понять, почему самое сложное изделие современной технологии - процессор компьютера продается в европейском магазине примерно за ту же цену, что простая чугунная литая сковородка, точно такая же, как производились и век и три века назад (литые чугунные или дюралевые сковородки в европейских магазинах стоят 50-100 долларов, в отличие от тонкостенных, штампованных, "тефалевских" - результат личных впечатлений от жизни там). А вот в рамках теории Маркса все понятно: процессоры делаются на полностью автоматизированных комплексах, а в производстве сковородок по прежнему используется много пусть неквалифицированного, но непосредственного человеческого труда. В мире полностью автоматизированного производства чего-то стоить будет лишь то, что создает человек. То есть новые знания, информация. Но как раз это нельзя удержать в собственности. Нельзя отобрать новые знания у того, кто их создал. Отобрать у Данилы-мастера малахитовую чашу можно, а отобрать у изобретателя идею новой машины нельзя. Можно ему запретить, но лишить его возможности отдать знания другим можно лишь убив. Знания, в отличие от вещей, можно сколько угодно передавать другим, не лишаясь ничего. И невозможно предотвратить утечку знаний, если ими начать пользоваться. А держать их под замком, не используя, тоже не имеет смысла: любое открытие делается одновременно во многих местах, а за первооткрывателя считается тот, кто опередил коллег на пару лет, в лучшем случае, а обычно на несколько месяцев. Идет новый способ производства, информационный, в котором не будет места капиталистическим отношениям собственности. Тем более, что автоматический производственный комплекс неизбежно примет всепланетный характер. Уже и сейчас нельзя изолировать какую-то производственную ячейку, дающую конечный продукт, полностью. Уже сейчас производство интегрируется не в масштабах даже отдельных крупных государств, но масштабах всей планеты. Нельзя растащить по кускам собственности единый организм.

Наступит ли новая эпоха неизбежно? Нет, конечно. Уже сейчас капитализм готовится к битве за свое сохранение. Массово производятся теории - идеологические бомбы о грядущих катастрофах, неизбежности вымирания большей части человечества от нехватки ресурсов или нарушения экологии. Буржуа готовят почву для будущего массового уничтожения большей части человечества, когда автоматизация производства сделает ненужной для них всю массу наемных работников. На деле все эти "катастрофы" - плод больной фантазии и нечистой совести. Рождаемость, конечно, придется ограничить. Но кто сопротивляется этому больше, чем те самые поборники "прав человека и общечеловеческих ценностей"? Кто критикует Китай и Индию за их меры по ограничению рождаемости? Кто борется против абортов? В области энергетики реальных проблем нет - уже сегодня можно строить термоядерный реактор. Термоядерная реакция получена 6 лет назад в Англии на объединенном европейском токамаке JET. Но после распада СССР, в США программа термоядерных исследований была сокращена на 80%, практически свернута. А ведь это в перспективе неограниченный источник энергии, оказывающий несравненно меньшее давление на окружающую среду, чем современная энергетика. Нехватка ресурсов и избыток отходов - это вообще забавная пара, вроде избытка снега при недостатке воды. Отходы содержат большую часть того, что необходимо в ресурсах. Полная переработка всех отходов привела бы к тому, что новые ресурсы привлекались бы лишь для расширения производства. Технологии есть для этого. И можно было бы, пока не создано полностью автоматизированное производство, привлекать к переработке отходов голодающее население слаборазвитых стран. Неквалифицированная рабочая сила имеется в избытке. Но современным правителям мира выгоднее отходы топить и закапывать, отравляя планету, а массам безработных предоставить умирать с голода. Нет проблем и с пищей. Развитые страны с очень высокой плотностью населения в не идеальных климатических условиях не только полностью себя обеспечивают продовольствием, не только экспортируют, но и вынуждены сдерживать производство, приплачивать фермерам за незасеянные поля, за неполученный урожай. И это при современных технологиях. А ведь где-то, пока за горизонтом, но уже очень близко, маячит технология клеточных культур, в которой пища будет производиться полностью индустриальным методом, без привлечения природных циклов и ландшафтов.

Бой за человечество будет жестокий. И либо победит новый, только зарождающийся, еще не осознавший себя класс творческих работников, либо будет уничтожена большая часть человечества и полностью прекращено развитие, чтобы сохранить господство капиталистов. Но и это уже будет не капитализм, поскольку вещи ничего не будут стоить, а собственность и деньги утратят всякий смысл. Это будет общество гедонистов, паразитирующих на машине. Общество деградации, конец которого - "Машина останавливается". Если же победят творцы, отбросив от управления класс принуждающих к труду экономически, класс капиталистов, возникнет общество с быстрым развитием науки, способное преодолеть любые трудности. Общество, для названия которого уже есть термин: КОММУНИСТИЧЕСКОЕ.

Небольшое дополнение. Бытует мнение, что крах СССР доказывает ошибочность теории Маркса и невозможность коммунизма. Первое - да. Теория Маркса ошибочна. То есть, ошибочна не вся теория, а лишь ее небольшая часть о том, что пролетариат может построить коммунизм, бесклассовое общество, не меняя способа производства. Но было бы весьма странно, если бы в научной теории спустя полтора века после ее опубликования не обнаружились ошибки. Безошибочными бывают лишь божественные откровения, но не научные теории. Тем более что СССР был построен вовсе не по теории Маркса. Маркс не считал, что коммунизм можно построить в одной отдельно взятой стране. Так что невозможность коммунизма ни в коей мере не доказана. Если данный охотник был убит данным слоном, то это не доказывает невозможность убить слона вообще. Так что же произошло в СССР?

А в СССР произошло примерно то же, что произошло бы в России в случае победы Разина или Пугачева. Или в Риме в случае победы Спартака. Захват власти вождями рабов или феодальных крестьян не отменяет необходимости защищать государство от нападений соседей. А на том уровне технологии наилучшим образом справлялась с этим делом армия профессионалов, всецело посвятивших себя военному искусству. Которых крестьянам все равно пришлось бы кормить, а также оплачивать их вооружение, т.е. кормить еще городских ремесленников. Ничего не получая взамен, кроме защиты от других воинских групп. Вероятно первое время такая армия жила бы в меньшей роскоши и брала бы с крестьян меньшую дань, чем в соседних государствах. Но возникла бы тенденция к подкупу, предательству, стремление получать за свое воинское искусство такие же блага, как у соседей. И вскоре все вернулось бы на круги своя. Круги эти были разорваны лишь с приходом новых технологий, нового способа производства и, соответственно, нового способа войны, в котором нужны не столько сверхобученные профессионалы, сколько огромные массы вооруженных лучшим оружием людей, пусть и вчерашних крестьян.

В России к власти пришла партия, провозгласившая своим приоритетом интересы пролетариата. Но способ производства остался тот же, тот же остался характер труда, тот же способ войны и та же необходимость защищаться от военного вторжения. В таких условиях выигрывает государство, которое заставляет своих рабочих работать больше, а дает им меньше, вкладывая больше в развитие промышленности и военной техники. То есть по прежнему нужно заставлять рабочих работать не там и не так, как им хочется, а там и так, как нужно для государства. А значит реальное влияние народа на правительство должно быть минимальным. Ведь сознательных подвижников, готовых всю жизнь жертвовать своими интересами ради государства, меньшинство. Большинство способно на жертву лишь короткое время и при явной опасности для государства, вроде войны, а остальное время хотело бы меньше работать и больше получать, что подорвало бы потенциал развития и обороноспособность государства. Потому неизбежно выделение правящей группы, заботящейся об интересах государства, и не обязанной следовать интересам большинства. В результате разница с соседними государствами лишь в меньших затратах правящей группы на роскошь. Но это на первых порах. Со временем правящая группа начинает хотеть той же роскоши, власти и безопасности. И в конце концов произошло сначала ползучее перерождение психологии правящей элиты СССР, а затем и переворот сверху, изменивший социальные отношения внутри страны. Слишком рано была сделана попытка построить бесклассовое общество. Не изменился еще способ производства, которому соответствует пока общество принуждения к труду, классовое. Но сегодня мы уже видим ростки нового способа производства, в котором труд по принуждению вообще не нужен, нового всепланетного общества, в котором отдельные государства растворяются во внутренних связях транснациональных корпораций. И даже нового способа войны, в котором основную роль играют не размалеванные рэмбы с вот такущим ножиком в одной руке и крупноствольной стрелялкой в другой, а сидящие за клавами компов яйцеголовые четырехглазики, отдающие приказы компьютеризованному, роботизованному оружию. Или скоре напрямую атакующие вражеские сети. Ведь даже сегодня, на заре компьютерных сетей, зачуханный хакер - одиночка может нанести такой ущерб, по сравнению с которым налет "стелсов" с графитовыми бомбами покажется детской игрой. Так что крах капитализма, общества принуждения к труду, общества частных собственников, все равно остается неизбежным, как и предсказывал Маркс, хотя и произойдет несколько иным путем.